От чего так пусто? От чего так плохо?
Знаешь, очень грустно проканать за лОха,
Весело смеются разные хмыри,
А обиды бьются глубоко внутри.
И дрожат колени от бессильной злобы,
Говорят, в измене виноваты оба,
Как же тут без мата разобраться, блин?
Оба виноваты, изменил один.

Он мне не брат, не сват, не сын,
Сам виноват, и чёрт бы с ним,
Не знал где гавкнуть, где лизнуть,
Кого хвалить, кого ругнуть,
Кого похлопать по плечу,
С кем выпить водки по чуть-чуть,
Попал как в рукомойник хрен
Любитель пафоса и сцен.
Как не крути, он мне никто,
И мне б уйти одев пальто,
Но остаюсь спина к спине,
Хотя достанется и мне.

Красивый мальчик Елисей
Над чёрной кошкой возвышался,
И брат ему кричал:"Убей!",
А он убить всё не решался.
"Она несчастье принесёт!
Мне говорил сосед по даче!
Кто кошку чёрную убьёт,
Тому сопутствует удача!"
"Да мало ль кто и что сказал"-
-И Елисей погладил кошку,
А кошка щурила глаза,
И мир добрее стал немножко.

Он обещал но так и не женился,
Исчез внезапно, впрочем, как возник,
Он над её цветком пчелою вился
И опылял, и жалил в тот же миг.
Но как он опылял, ах вы бы знали,
На каждый вздох и трепет отвечал,
В груди цветные бабочки летали,
И Моцарта в душе мотив звучал.
Чёрт с той женитьбой, ей хотелось очень
Пустить его корабль на свой причал,
Чтоб он явился, как бы между прочим,
И пару раз ещё пообещал.

К ней Счастье привалило поздновато,
Когда уже и перестала ждать,
Но счастье, что-то вроде сладкой ваты,
Раз привалило, значит надо брать.
Вот Счастье мирно дрыхнет на диване,
По дому марширует в труселях
А по субботам, с друганами в бане,
Пьёт алкоголь за совесть не за страх.
Во всём сплошные принципы, не боле,
Попить, покушать счастье любит всласть,
По самомнению, витязь в чистом поле,
А так, не караулить, не украсть.
И ей, остывшей от первичной страсти,
Так хочется поворотить всё вспять,
Взять и отправить восвояси Счастье
И несчастливой годы доживать.

Подумать о завтрашнем дне,
Поверить в великое чудо,
Конечно положено мне,
Но я не хочу и не буду.
Идёт скучных дней череда,
Как рота за ротой на марше,
За вторником будет среда,
За маем, июнь, и так дальше.
Летит календарный листок,
Но не совершается чудо,
Чудес прекратился поток,
На мне прекратился, паскуда.

Он бросил в топку все свои печали,
Лишь изредка припоминал о том,
Как глупые поклонницы кричали
Пытаясь потереться животом.
Как слава утомительной казалась,
И деньги жгли карманы угольком,
А он не ведал, что же есть усталость
И не гадал про после и потом.

На сеновале запах мяты,
Тюфяк лежит слегка примятый,
Всё приготовлено к разврату,
Ни кто пока что не пришёл.
Цикады жгут, полынью пахнет,
Вздохнёт корова, словно ахнет,
А в небе гром вот-вот бабахнет,
Ох, как в деревне хорошо.

Не плач сынок, я рядышком с тобою
Как тень, как воздух, как хороший сон,
Расправленные крылья за спиною,
Прохлада от жары укрывших крон.
Я здесь, я рядом, я тебя касаюсь,
Тихонько забегаю наперёд
И поперёк любой беды бросаюсь,
К тебе, сынок, беда не подойдёт.
Я знаю, грустно, но нормально это,
Когда отцы пораньше сыновей,
Я на тебя, сынок, смотрю с портрета
И из весёлых глаз твоих детей.

Я влюбился в бухгалтера в нашей конторе,
Плотской страсти меня захлестнул океан,
Это дело, почти безнадёжное, вскоре
Превратилось в жестокий и бурный роман.
У подруги моей долго не было друга,
Ох, в постели такие творит виражи,
И меня перестало хватать на супругу,
А супружеский долг кто отменит, скажи?
Как-то ночью, недавно, такое приснилось,
Будто в банке стою, никого впереди,
За долгами жена со счетами явилась,
Тут уж хочешь, не хочешь бери и плати.
Я пытаюсь платить, да не платится что-то,
Счёт один погасил, остальные не смог,
Предлагаю залогом шофёра Федота,
А жена отвергает подобный залог.
Вот из банка меня забирает машина,
В долговую тюрьму что бы препроводить,
Вслед смеётся народ: "Посмотрите, мужчина,
Он супружеский долг не сумел оплатить."
За спиной закрывают тюремную вьюшку,
Я вскочил, оглянулся вокруг милый дом,
Благоверная рядом мусолит подушку,
Никого, тишина, только ночь за окном.
Порешил нужно бросить такую работу,
Что бы больше не видеть подобные сны,
А подругу подсунуть шофёру Федоту,
Он живёт без долгов, у него нет жены.

Я никогда тебе не верил, никогда
И даже в час любовного слияния
Осознавал, вот так придёт беда,
И ты уйдёшь, оставив на заклание.
С тобой легко когда кругом цветы
А над цветами бабочки летают,
Тебя не создал бог для темноты,
Для мира где всё время умирают.
Казалось, ну чего тут говорить?
Пойди, найди цепной собаки злее,
Но я с тобою продолжаю жить
И ждать, чем завершится эпопея.

- Один солидный генерал в бою штанишки замарал.
-Что смысла в том рассказе? В войне довольно грязи.
Ведь до войны он был герой, держал на всех парадах строй,
На торжествах, по жизни, учил служить Отчизне.
И если б не было войны, он не испортил бы штаны.
Вас не пойму я что-то?! К штанам пристать охота?!
- Да ты по пристальней смотри, он замарал их изнутри.

Кобылица красная землю бьёт как может,
Огненная, страстная, кто её стреножит?
Кто заставит гордую слушаться уздечки?
Поведёт покорную искупаться в речке.
С кем она останется под бескрайним небом?
И к кому потянется за краюхой хлеба?
Есть он где-то, знающий, подождём лишь малость,
Ни одна пока ещё дикой не осталась.

Мне врач, подвыпивший немножко,
Услышав все мои печали,
Сказал:" Дышите над картошкой
Как наши пращуры дышали.
Послушайте, кто мы такие,
Чтоб отвергать заветы предков,
Для вас уринотерапия
Надёжней всяческой таблетки.
Я с вами умника не корчу,
И как бы не звучало странно,
Советую, снимите порчу
И вместо мяса еште прану.
К чему рассказы про гормоны,
К чему лекарства и вакцины."
Я замер, крайне поражённый
Полётом местной медицины.

Ты так была напряжена
Интимных избегая тем,
А тут ещё пришла жена,
И всё разладилось совсем.

Стою над пропастью во лжи,
Глазами правду провожаю,
Прошу: "Дорогу укажи."
Кого прошу и сам не знаю.
Ложь шепчет: " Некого просить,
Там пустота, а это значит,
С волками жить, по волчьи выть,
С собаками, выть по собачьи.
Я есть начало всех начал,
Мной в этом мире каждый дышит.
Тебе ж никто не отвечал?."
" Не отвечал. Но знаю, слышит."

Кривая точно выведет меня,
Но хочется, чтоб вывела прямая.
А как? Вот под ногами полынья,
Сворачиваешь, движешься по краю.
Что делать с обстоятельством таким?
Теория нужна на всякий случай,
Кривая-это есть набор прямых,
А по прямой идти гораздо лучше.
Кривая всё кривее и кривей,
И тут я с удивлением замечаю,
Когда всё время движешься по ней,
В прямую превращается кривая.

Передо мной стена, она
Идти не позволяет дальше,
В раздумьях день и ночь без сна,
Что делать позже а что раньше.
Не в помощь водка, от неё
Не расслабляюсь а дурею,
Порою мысль мозги жуёт:
" Хотя бы сдохнуть поскорее."
Вот кажется, почти хана,
Всё ж воля вновь вперёд бросает,
Толчок, и сдвинулась стена,
Стена упёртых уважает.

Ну, что мне делать с этой женщиной?
И ей со мной, что делать тоже?
Мы не помолвлены, не венчаны
А друг без друга жить не можем.
Тяжёлый маятник качается,
Всё как-то в нашей жизни сложно,
Нам вместе жить не получается
И порознь тоже не возможно.

За плечами тринадцать дней
Тринадцать ночей,
Ты теперь не моя, ни чья,
Я не твой, ни чей,
Вот холодное небо ласкает
Зимы простор,
Ты прости меня
За не начатый разговор.
Ты прости за шутливый
Не умный тон,
Я не в меру был разговорчив,
Всё не о том
И когда отвёз тебя
На вокзал,
Чушь понёс
А главного не сказал.

Собака ждёт четвёртую неделю,
Когда её из леса заберут,
Кольцом свернувшись дремлет возле ели
И верит в то, что любят и вернут.
С ней как со старой вещью распрощались,
Хозяевам вдруг стала ненужна,
Проезжие охотники пытались
Забрать с собой, но не далась она.
Собаки-это маленькие дети,
Нам дарят жизнь недолгую свою,
Не могут на предательство ответить
И сами никогда не предают.

Ты такая холодная, Господи,
Коченею под взглядом твоим,
Покрываются инеем простыни,
Если ты прикасаешься к ним.
И в холодной своей неприступности,
Из заоблачных глядя вершин,
Не способна на милые глупости,
Те, что к женщинам тянут мужчин.
Ты такая холодная, что тебе
Все печали и радости дня,
Не зрачки а две чёрные проруби,
И душа-это дом без огня,
На все шторы зашторена наглухо,
Бесполезно стучи, не стучи,
В ней не слышно не скрипа, не шороха,
Подобрать бесполезно ключи.
Ты такая холодная, истинно,
Не шагнуть ни вперёд, ни назад,
Жизнь твоя по таблицам расписана,
И под каждой печати стоят,
Точно призрак почти что бесплотная,
Ни печалей, ни бурь, ни страстей.
От чего ж ты, такая свободная,
Тихо плачешь в квартирке своей.

На улице жара, и мне пора
Идти сквозь чащу по дороге старой,
Дела незавершённые вчера
Пора закончить, чтоб им пусто стало.
Пот как рассол, а воздух как кисель,
Его цежу сквозь зубы с сожалением,
Так хочется сбежать в хмельной апрель
В котором сплошь прекрасные мгновения.

Я не способен замастырить Шуберта
И причесать там, что-то вроде Байрона,
Но всё ж во мне прекрасное не умерло
А где-то очень глубоко запрятано.
Так глубоко- копать не докопаешься,
Но иногда, в пылу желания страстного,
Придёшь домой, жестоко набухаешься
И хочется чего-нибудь прекрасного.

Мой верный друг ушёл в собачий рай,
Он там, что пожелает сможет делать,
Копать цветы и по картошке бегать,
Его в раю попробуй наругай.
Мой верный друг ушёл и не лизнул
Меня шершавым языком на счастье,
Как жаль не всё бывает в нашей власти,
Он точно в воду чёрную нырнул.
Мой друг ушёл, а я остался ждать,
Сидеть у будки, горевать и плакать,
Меня ни кто не тронет жёсткой лапой
И не попросит:"Друг, пойдём гулять."

Все золотые правила,
Ну как же тут не ахнуть,
Жизнь так себе расставила,
Что золотом не пахнут.
На троне важно вертишься,
Грызёшь пустые кости
А всё равно поселишься
Однажды на погосте.
Каким не ходишь краешком,
Дела вершишь какие,
А лягут, лягут рядышком
И добрые, и злые.
Кто хочет жить отчаянно,
Кто хочет удавится,
Всех уровняет чаяния
Родимая землица.

Мне совесть врать не позволяет,
Считает, что и как сказал,
То радостно хвостом виляет,
То смотрит пристально в глаза.
Ей говорю: " Чего те надо?
Чего ты снова пристаёшь?
Вон, все заврались до упада,
А ты мне пикнуть не даёшь."
Она ж опять хвостом виляет,
Лизнёт шершавым языком,
Вдруг как-то сразу отпускает,
И врать не хочется потом.

Моя наяда дышала ядом,
Наяды соло всё жгло глаголом,
В пылу скандала рукой махала,
Я это слушал над чашкой с суши.
Сказал:" Услышал." И быстро вышел.

Она изящно курит сигарету
И пьёт какой-то огненный коктейль,
Закинув ногу на ногу при этом,
Готовая пуститься в карусель
Весёлых плясок и хмельных объятий,
Глазами ловит возбуждённый взгляд,
Не носят просто так подобных платий,
Те предлагают больше чем хранят.
Налей дружище захмелевшей даме,
Пусти сегодня деньги по ветру,
Она тебя, конечно, продинамит
И разорит немножечко, мой друг.
Но с нею рядом быть уже награда,
Из тёмных будней вырваться на свет,
Ах мужики, да много ли нам надо,
Чтоб сбросить груз осточертевших лет.

Я ухожу не солоно хлебавши,
Порвав в клочки прощальное письмо,
Не скаредный, не злой и не предавший,
А просто получилось так само.
Любые отношения конечны,
Но это понимаешь лишь потом,
К чему болтать о вечности беспечно,
Когда мы даже вечно не живём.

По ключу, по Золотому,
Вёрст так с тысячу от дому,
Я безудержно копал
Столь любезный всем метал.
Вот уже который месяц
Сапогами глину месим
И пытаемся достать
Золотую благодать.
Одичали, одурели
От работы, в самом деле,
Женской ласки нужно, но
Женщин видим лишь в кино.
Тут уже плевать на лица,
Хоть к какой-то притулиться,
Хоть жену, хоть не жену,
Хоть бы на троих одну,
А пока трясут как грушу
И сухим законом душат.
Дайте водки ! Дайте секса !
Оттянуться и согреться.
Но далёк родимый дом,
Дождь идёт, тайга кругом.

Ты за мной следила томно
В полутёмном зале,
А в глазах твоих огромных
Чёртики плясали,
Задевали за живое
Чёртовы коленца,
И от этого, не скрою,
Замирало сердце.

Как-то миссис Смит говорит:
"Мистер Смит слишком много спит,
Схожу-ко к мистеру Гроссу,
Он мужчина серьёзный, судя по носу.
Муж сквозь сон: "Нет, Ковальский из Польши
Посерьёзней, у него нос побольше."
А жена:"Повернись-ко к стене,
Ты увидишь девчонок во сне
И ещё какую-то сказку.
Да, спасибо, мой друг, за подсказку."

Лес высох не дождавшись лесоруба,
Завял, зачах и умер наконец,
Но леший целовал русалку в губы
От счастья, что не всем пришёл капец.
Не засраны зелёные поляны,
Не содран с сопок плодородный слой,
А по реке не мчит водитель пьяный
Мешая глину с чистою водой.

Я с детским садом расстаюсь надолго,
Моих детей в саду лимит закрыт,
Весёлая детсадовская елка
На Новый год меня не пригласит.
Пятнадцать лет в дожди, жару и стужу
Как часовой являлся на порог,
Маршрут известный так запал мне в душу,
Я и на ощупь добираться б смог.
Ну что ж, пока, желаю жизни лучшей,
Побольше счастья, позабыть беду,
А не прощаюсь я на всякий случай,
Сюда, быть может, внуков приведу.

Я хотел от неё одного
А получил ворох.
" И это вам ещё повезло."-
Сообщил венеролог.

Жила как дышала, устала,
Хотела чуть-чуть отдохнуть,
Всё время куда-то бежала,
Всегда был извилистым путь.
Весёлое Солнце светило,
Ложилась на землю роса,
Она же колёса крутила
Пытаясь успеть всё и вся.
Не все амбразуры закрыла,
Закончила яростный бой,
Всегда ощущение было,
Что тянет весь мир за собой.
Когда захотелось забыться
В объятиях доброго сна,
С тоскою смогла убедиться,
На месте бежала она.

Она лежит спокойная и тихая
И ей уже, конечно, всё равно,
Что жизнь её по кадрикам распихана,
Как только что отснятое кино.
Да, было в ней полезного и вредного,
Распутного и праведного, всё,
Всё в этом фильме простеньком поведано.
Кто может помолитесь за неё.

Я в позапрошлом лете сидела на диете,
Не кушала котлеты и пива не пила,
Какая это мука, меня давила скука,
Не ездила к подруге и мужу не дала.
Засада да и только, не скинула ни сколько,
Ни столько, ни полстолько, депрессия одна,
Я как-то утром, в среду, забила на диету,
Закинула котлету и выпила вина.
Как сразу закрутило, я мужа подпустила,
К подруге укатила тусить до четверга,
Жевала, что хотела, приятное для тела
И мужу навертела огромные рога.
А утром, чуть живая, за поручень трамвая
Держалась и вздыхая желала одного,
Вот я домой приеду и сяду на диету,
И больше, точно это, не встану ни за что.

А помнишь, помнишь, было наше лето,
Писали письма долгие и нежные,
И млели, в ожидании ответа
Наполненного разными надеждами.
А помнишь, комары, забыв усталость,
Нас ели ненасытно и безжалостно,
При этом слабо ты сопротивлялась:
"Давай не так, давай не здесь, пожалуйста."
Но было так и здесь, со страшной силою,
Минуты счастья становились длинными.
А помнишь, мы писали письма, милая,
С желанием любить и быть любимыми.

Они не виделись тридцать лет,
Теперь стоят как на кромке льда,
Она хотела ответить: "Нет."
Но почему-то сказала: "Да."
Вдруг стали мелкими сотни дел,
Век долгий будто бы в спять пошёл.
И он любил её как умел
А он умел любить хорошо.

Когда метал ударит о метал,
Зовя бойцов на сечу роковую,
Осознавая, бранный час настал,
Спроси себя:" За что же я воюю?"
Приказ приказом, долг есть долг,
И честь имеется, куда ж теперь деваться,
Но всё же нужно и сейчас, и здесь,
И всюду человеком оставаться.
Вождь за себя по своему решит,
Но ты-то сам на что готов решиться?
Ведь если меч ни кто не обнажит,
То значит и война не состоится.

Ты не чувствуешь холода?
А я уже да,
Что ты, зелено-молодо,
Всё тебе не беда.
Всё тебе образуется
И случиться потом,
Ветром буйным раздуется
И прольётся дождём.

Хорошо, что ты есть,
Хорошо, что ты здесь,
Хорошо, что ты хочешь
Со мною быть очень.
И я хочу, нам всё по плечу,
Всё будет как надо
Пока мы рядом.

Штукатур Мирза Мирзоев
Шёл от продавщицы Зои
Лёгкою походкой, шевеля бородкой.
Он с любовью к ней и лаской,
А она, железной каской,
Двинула без милости
По интимной близости.
Всю мужскую силу
У Мирзы отбила.

Она страдает, я ей не пишу,
И плачет долго, жалобно и горько,
А я не понимаю, как скажу
О том, что не люблю её, и только.
Какие аргументы приводить?
Как убедить, мол, мы давно не пара?
Уж лучше просто взять и отрубить
И больше не копаться в ране старой.

Богатство других раздражает,
Но не само по себе,
А лишь когда позволяет
Плюнуть в душу тебе.
Когда на каждый указ
И на каждый закон
Есть широкий лампас
И красивый погон,
А на каждую тупость и скверность,
Неприкасаемость или неприкосновенность.

Я разменяю жизнь на раз,
Не стоит долго собираться,
Давай таксёр, дави на газ,
Что б не дай боже не остаться.
Без надоедливых речей
Располагающих к сомнениям,
Вдруг осознав, что я ни чей,
Рвану на встречу приключениям.

Она во мне не видела мужчину,
По жизни милым мальчиком звала,
Я для неё был кем-то вроде сына,
Которого она не родила.
Она себе могла позволить мачо,
Не быть со мною твёрдой как гранит,
То ребятёнком на плече заплачет
А то собакой в будке зарычит.
Мне было поначалу интересно,
Я рядом много времени провёл,
Но постепенно становилось тесно,
Как в склепе с мертвецом, и я ушёл.
Она звала, ласкалась и грозилась,
Просила очень всё вернуть назад,
А после чем-то в ванной отравилась,
Да, жаль её, но я не виноват.

В понедельник держал хвост пистолетом
И палец в верх,
Но не смотря ни на что, при этом,
Умер в четверг.
В понедельник был докой в каждом деле,
Абсолютно хорош,
А в четверг на него надели
Из досОк макинтош.
Смотришь, жадничает, страдает,
Ещё бы чуть-чуть,
А по сути ни кто не знает
Где кончается путь.

Весенний дождь прорезал глыбы льда,
Лёд тронулся, река пошла сметая
Все зимние заторы, как всегда,
Для нового дорогу очищая.
А солнечный горячий поцелуй
Реке прорваться к небу помогает,
Ножом консервным мутноватых струй
Холодный панцирь с лёгкостью вскрывает.
Во всей красе, хмельна и не скромна,
За буйства не желая повиниться,
Владеет миром яркая весна,
И кажется, всё лучшее случится.

Она поедет в Петербург,
Долой из замкнутого круга,
Сбежит из дней рутинных вдруг
В фейерверк культурного досуга.
И город тысячи мостов
Её в свои объятия примет,
Разнообразный груз долгов
Хотя б на время отодвинет.

Вы словно нехотя взглянули на меня
А я молчал, всё было так неловко,
Как будто вам вели буланого коня
А мне осла жующего морковку.
Я не красив, не знатен, не богат,
Добро такое на хрен вам не нужно,
Вам нужен, боже мой, аристократ,
А не слова рождающий натужно.
Сияние ваше освещало зал,
Парфюма волны в воздухе витали,
Я даже, что-то, вроде, заказал,
Вы тоже, что-то, вроде заказали.
Казалось дело движется на слом,
Я был, как декабрист, далёк от цели,
Но тут вы, резко повернувшись за столом,
Вдруг громко пукнули и сильно покраснели.
И стало легче мне, как не крути,
Ну что я тут стеснялся больше часа,
Я верил, вы богиня во плоти,
А вы, как я, из крови и из мяса.

Невероятно трудно быть собой
Когда твоё сцепление с Землёй
Не кажется таким неоспоримым,
Когда всё не впопад и вкривь идёт,
Шагнул, а под ногою гололёд,
Нажал на спусковой крючок и мимо.
Тогда ты выбираешь новый курс,
Лишь только б не закончился ресурс
С различными невзгодами бороться,
Но кажется, что вот ещё чуть-чуть,
Вдруг станет ровным твой неровный путь,
И радостно блеснёт навстречу Солнце.
Но Солнца нет, лишь хмурый небосвод,
Залп в молоко, и под ногою лёд,
Не разберёшь где поле, где дорога,
В такой момент, любой, сейчас и здесь,
Запрятав гордость ложную и спесь,
Вдруг начинаешь уповать на Бога.

Что осталось от чувств возвышенных
В отношениях до черна выжженных?
Ни чего не осталось, но всё же
Мы друг с другом срослись кожей.
Вот сидим на скамейке в скверике
И молчим, ни к чему истерики,
Доставай поскорей таблетки,
Восстановим нервные клетки
До стальных канатов и боле,
Что бы не было больше боли,
Что бы чувство собственной вины
Не тянуло нас в разные стороны.

Перемелется, будет мука,
Будет всё хорошо и красиво,
Мы ещё нагуляем бока
На богатых и тучных нивах.
Нам Удача хлеб-соль принесёт,
Даст из кубка святого напиться,
А на крыше гнездо совьёт
Легкокрылая синяя птица.

Накатив своё пузико на пустой подоконник
Слушал лёгкую музыку отставной подполковник,
И шкворчала котлетами благоверная где-то,
И деревья одетые ждали тёплого лета.
В запотевшем графинчике неостывшая водка,
А в соседнем, от винчика, ароматная нотка,
И ни кто не в претензии, расслабляйся хоть сколько,
Дядя вышел на пенсию. Красота да и только.

Ты прочирикай птичкой про любовь,
Про то какой шалун я и проказник,
Не важно, что я вовсе не таков,
Пусть будет приглашением на праздник.
Устроенный для тел, не для сердец,
Для страсти до последнего предела,
Ты убеди меня, что я самец,
Которого ты очень захотела.

Она звалась Людмила, я был в неё влюблён,
Она траву курила, глушила самогон,
С соседками вступала на кочерёжках в бой,
На утро проклинала нрав неуёмный свой.
Она любила в бане снимать души накал,
Её какой-то Ваня там удовлетворял,
Затем легко шагала в халатике домой
И сохнуть заставляла весь контингент мужской.
Она была чертовка, она была змея,
Казалось, дай морковку, и вот уже твоя,
Но так закрутит ловко, так хитро подведёт,
Отдашь ей не морковку а целый огород.
Так и тянулось просто, как издревле и впредь,
Взял бабу не по росту, приходится терпеть,
Прощал, что было силы, лишь только раз вспылил,
Она звалась Людмила, а я её убил.

Мир, залитый лунным светом,
Спит в преддверии весны,
Лай собачий слышен где-то,
Звёзды блёклые видны.
Ветку тонкую качает
Чуть заметный ветерок,
Тишина, мороз крепчает,
Но зимы выходит срок.
У мороза бита карта,
Холодов приспущен флаг,
Скоро утро, с первым марта,
Дальше будет всё ништяк.